Д`артаньян – гвардеец кардинала. Книга вторая - Александр Бушков

– Храм искусства приветствует вас, о многохлопотные и суетливые труженики плаща, шпаги и интриги! Забудьте же на миг о своих тайных делах и удостойте компанией ничтожного актеришку!

Эта патетика сразу показалась д’Артаньяну странной – во время их незабываемой вечеринки в «Кабаньей голове» Уилл держался и изъяснялся совершенно по-другому, как всякий нормальный человек, – но гасконец тут же понял причину необычного тона: перед Шакспуром стояла бутылка, где содержимого оставалось на три пальца, не более, а в воздухе чуткий нос д’Артаньяна моментально уловил запах жуткой жидкости под названием уиски. Выражаясь не сценически, а обыденно, комедиант влил в себя изрядное количество спиритуса.

Однако Кромвель вовсе не выглядел разочарованным. Ободряюще кивнув д’Артаньяну, он тихонько пояснил:

– Все в порядке, Дэртэньен. Бывает такое с Уиллом. Каждый раз, когда новая пьеса пройдет с успехом, автор позволяет себе, как он выражается, отмякнуть телом и душою. По-театральному это именуется «премьера».

– Ну, я бы тоже напился, и, быть может, даже уиски, – так же тихо ответил д’Артаньян. – Если бы написал такую складную пьесу и зрители мне, как это говорится, аплодисментировали вместо того, чтобы закидать гнилыми помидорами и прогнать со сцены… Но в состоянии ли он…

– В состоянии, – заверил Кромвель. – Уилл сейчас на том участке пути, когда его рассудок еще остается здравым и острым, вот разве что его манера выражаться обретает прямо-таки сценическую пышность… Мы успели как раз вовремя. Сейчас я введу его в курс дела и попрошу совета…

Не мешкая, он подошел к сосредоточенно наполнявшему свой стакан поэту и зашептал ему что-то на ухо. Длилось это долго. Шакспур, озабоченно хмуря густые брови и печально шевеля усами, слушал столь внимательно и сосредоточенно, что даже позабыл опрокинуть в рот полный стакан, чье содержимое в таком количестве наверняка бы сшибло с ног непривычного жителя континента.

Однако он это сделал сразу, едва Кромвель замолчал и отступил на шаг. Осушил стакан столь залихватски, что д’Артаньян завистливо поморщился: зря он столь самонадеянно полагал, что никто не умеет пить так, как французские гвардейцы, в те времена он об уиски и слыхом не слыхивал…

– Ну что же, – сказал Уилл звучно. – Да будет позволено скромному комедианту внести свою лепту в одно из тех загадочных событий, что порою будоражат…

– Уилл, умоляю вас, будьте проще! – воскликнул Кромвель. – У нас нет времени, скоро ищейки герцога заполонят весь Лондон, и в первую очередь – порты…

– Ну хорошо, перейдем к грубой прозе жизни, если этого требует дело, – неожиданно легко согласился Шакспур, грустно покосился на опустевшую бутылку и проворно достал из-под стола новую. – Не хотите ли стаканчик, Дэртэньен?

– Если только маленький, – осторожно сказал д’Артаньян. – Благодарю вас… Уилл, вы и в самом деле сможете нам помочь?

– А это, следовательно, против Бекингэма? – спросил Уилл.

– Не то слово, – сказал д’Артаньян, отставив пустой стаканчик.

– Тогда сам бог велел вам помочь, – сказал Уилл злорадно. – Ко мне только что заходил лорд Фобингью, завзятый театрал, не гнушающийся моим скромным обществом. И рассказал последние дворцовые сплетни. И без того все знали, что Бекингэм высокомернейшим образом держится с обеими королевами: родительницей и супругой Карла. Но вот вчера… Когда молодая королева напомнила герцогу о пропасти, разделяющей их персоны, Бекингэм ответил ей нагло: «У нас, в Англии, иным королевам и головы рубили…»

– Сказать это дочери Генриха Наваррского? – скрипнул зубами д’Артаньян. – Ничего, дайте мне добраться до Парижа, и его ждет превеликий конфуз… не Париж, конечно, а Бекингэма чертова!

– Послушайте, Дэртэньен, – сказал Шакспур неожиданно трезвым и крайне серьезным голосом. – Мы вот тут болтаем, и я к вам присматриваюсь… Вы, должно быть, еще почти что и не бреете бороду?

– Да не растет как-то, – смущенно сознался д’Артаньян. – С усами обстоит еще более-менее пристойно, а вот борода…

– Вот именно, щеки у вас гладкие, как у девицы…

«Эге-ге! – подумал д’Артаньян. – Уж не питает ли молодчик итальянских пристрастий? Нет, человек, написавший столько стихов и пьес о возвышенной любви к женщинам, определенно любит только их…»

И он благоразумно промолчал, ожидая дальнейшего развития событий. Смерив его зорким и внимательным взглядом, зачем-то загадочно поводив в воздухе пальцем, словно художник, кладущий кистью мазки на холст, Шакспур продолжал:

– Послушайте, Дэртэньен… Вам очень дороги ваши усы?

– Ну, вообще-то, они мне придают вид настоящего гвардейца…

– Усы, знаете ли, имеют свойство быстро отрастать, – сказал Шакспур, теребя свои. – Если ради того, чтобы быстро и благополучно выбраться из Англии, вам придется пожертвовать вашими великолепными усами, вы согласитесь?

– Как выражался один из наших королей, я готов потерять все, кроме чести, – подумав, произнес д’Артаньян.

– Ловлю вас на слове, – сказал Шакспур и, набрав в грудь побольше воздуха, заорал: – Чаплин, Джек Чаплин, негодяй этакий! Если ты еще на ногах, поди сюда!

Вбежал не старый еще человек и выжидательно остановился у стола, преданно глядя на Шакспура.

– Вот, позвольте вам рекомендовать, – сказал Уилл, сделав величественный жест рукой. – Человек из хорошей семьи, имеющей даже право на герб, но вот уже восьмой год как прибился к моей труппе. Неимоверно ему хочется быть актером – но актер из него, как из герцога Бекингэма монах-отшельник, сколько я ему это ни объяснял, все впустую. Джек, в тысячный раз тебе повторяю: если в семействе Чаплин и будут актеры, то не иначе, как твой пра-пра-правнук… Но! – он воздел указательный палец. – Зато у Джека есть и несомненное достоинство. Мало сыщется в наших театрах людей, равных ему в умении мастерски гримировать…

– Мастерски – что? – переспросил д’Арта– ньян.

– Сами увидите, – отрезал Шакспур. – Эй, Джек, немедленно тащи сюда все свои причиндалы, да не забудь прежде всего бритву и мыло. Молодому человеку следует сначала сбрить усы…

– А остальным? – попятился д’Артаньян.

– Насчет остальных у меня другие замыслы, – беспрекословно отрезал Шакспур. – Извольте повиноваться, Дэртэньен, если хотите незамеченным улизнуть из Англии! Если ваша компания вызовет у кого-то хоть тень подозрения, то, когда вас поведут на виселицу, потребуйте, чтобы меня повесили вместе с вами. Только, клянусь вам самым святым для меня, поэзией и театром, до такого ни за что не дойдет! Вы имеете дело с Уиллом Шакспуром и его правой рукой, Джеком Чаплином, а эти джентльмены, пусть пьяницы и бабники, но мастера своего дела! Вытащите из угла вон тот табурет, Дэртэньен, и садитесь поближе к свету… Почитать вам новые стихи ради скоротания времени?

– Охотно, – оживился д’Артаньян. – Только, бога ради, помедленнее, Уилл, чтобы я мог запомнить и прочесть потом… одной даме.

– Я, кажется, догадываюсь, кому…

Вбежал Джек Чаплин с тазом в одной руке и бритвенным прибором в другой. Подчиняясь неизбежному, д’Артаньян поудобнее устроился на шаткой табуретке и внимательно слушал, как декламирует старина Уилл:

– Украдкой время с тонким мастерствомВолшебный праздник создает для глазИ в то же время в беге круговомУносит все, что радовало нас. 

Часов и дней безудержный потокУводит лето в сумрак зимних дней,Где нет листвы, застыл в деревьях сок,Земля мертва и белый плащ на ней. 

И только аромат цветущих роз —Летучий пленник, запертый в стекле,—Напоминает в стужу и мороз,О том, что лето было на земле. 

Свой прежний блеск утратили цветы,Но сохранили душу красоты…

«Как ему это удается? – думал д’Артаньян, покорно подставляя лицо сверкающей бритве. – Нет, черт возьми, как ему это удается? Те же самые слова, которые мы все знаем, все до единого по отдельности знакомы – но он как-то ухитряется складывать их особенным образом, так что получается сущая драгоценность… Ну почему так не умею я?»

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Шакспур. – Теперь еще добавить изрядное количество театрального грима, нанесенного с неподражаемым мастерством Джека Чаплина… А платье…

Он шумно отодвинул стул, встал и прошелся вдоль ряда костюмов, задумчиво трогая то одно, то другое женское платье.

У д’Артаньяна стали зарождаться чудовищные подозрения, но он предусмотрительно молчал, помня гасконскую пословицу. Наконец Уилл хмыкнул:

– В самом деле… Платье кормилицы Джульетты как нельзя лучше подойдет, вы с Ричардом одной комплекции…

– Что? – воскликнул д’Артаньян, выпрямляясь во весь свой долговязый рост. – Мне, потомку крестоносцев, прикажете бежать в женском платье?!

– Молодой человек! – неожиданно могучим басом прикрикнул Уилл. – Я знаю по крайней мере один случай, когда король бежал из темницы в женском платье! Самый настоящий король!